— Извини, если я ошибся… Так что там с мужем?

— Ну говорю же, обе ноги потерял…

— И что?

— Так Анжела с ним осталась!

— А что тут удивительного? Он же муж…

— Муж, но без ног… Ноги же не вырастут… Я ей говорю, зачем он тебе? А она — муж без меня пропадет… А сама она не пропадет… Она же еще молодая, ей жизнь устраивать надо… Ну не дура?

— Кто дура? — как-то странно покосился на Олимпию Алтынов.

— Ну, Анжела… — дрогнувшим голосом уточнила подруга Ивана Александровича.

И сама почувствовала себя дурой. Нашла о чем говорить, да еще в осуждающе-насмешливом тоне. Ведь Алтынов мужчина, а мужская солидарность многое значит.

— И муж у нее дурак, да? Умные дома на печи лежат, а дураки в Чечне воюют. Кровь за нас проливают…

— Ну ты же сам говорил, что это глупая война…

Олимпии очень не нравился тот оборот, который принял разговор. Но ведь она сама во всем виновата. А Иван Александрович уже так завелся, что не остановишь.

— Глупая, но солдаты в этом не виноваты. Они приказ выполняют, они кровь проливают… И они вовсе не дураки… Дураки там, в Кремле… Значит, у Анжелы муж без ног. Долг свой родине отдал, ноги в Чечне потерял… И Анжела его не бросила. И бросать не собирается… Да ей памятник при жизни поставить надо, а ты ее дурой назвала…

Олимпия была близка к истерике.

— Дорогой, ты не понял! Анжела Вадима любит…

— А ты бы меня бросила, если бы я без ног вдруг остался? — перебивая, хлестко спросил Алтынов.

— Да выслушай ты меня! Вадим ее к себе зовет. Они могли быть вместе, но тут такое… Она могла бы уйти к Вадиму, а она с калекой носится…

— Носится… А ты бы со мной носилась, если бы я без ног остался?

— Конечно бы, да!

Олимпия надеялась, что ее ответ прозвучал достаточно убедительно. Ведь она не кривила душой. Она бы действительно не бросила его, стань он калекой. Какая ей разница, с ногами он или нет, лишь бы закрома не опустели… Но Алтынов как будто читал ее мысли.

— А если бы я обанкротился, да без ног?..

— Ну что ты такое говоришь! — фальшиво ужаснулась она. — Накаркаешь еще!..

— Ты так и не ответила!

— Ну, конечно бы, не бросила… Хотя…

Олимпия бы не была Олимпией, если бы даже в сложном для себя положении не нашла удачный момент.

— Что «хотя»?

— Между прочим, мы с тобой не муж и жена, чтобы ты требовал от меня верности…

— А мы поженимся…

— Как скоро?

— А как только я стану нищим…

— Ну у тебя и шуточки! — надулась она.

— Это не шуточки, — горько усмехнулся Алтынов. — Проблемы у меня… Большие проблемы… Как бы у разбитого корыта не остаться…

— Ты это серьезно? — вскинулась Олимпия.

— Очень…

— Что-то стряслось?

— Говорю же, проблемы…

— Я могу чем-то помочь?.. Да, конечно, я должна помочь… Но я ничего не умею. Я могу только любить тебя… И ты должен знать, что у тебя надежный тыл. Если с тобой вдруг что случится, я никогда не оставлю тебя!

Это были всего лишь слова. Театрализованное представление в стиле «я твоя навеки»… Алтынов сильный человек, и если на него в самом деле навалились проблемы, он все равно прорвется. А если нет… Если не прорвется, сам будет во всем виноват. Нищим он Олимпии не нужен… Но ему об этом лучше не знать. И пусть не допытывается, пусть не тянет из нее душу — она твердо будет стоять на том, что он нужен ей в любом виде. Тем более что она улавливала фальшь в его словах. Врет он, будто у него проблемы. Нарочно врет, чтобы сбить ее с толку и вывести на чистую воду… Но ведь она не дура, и никогда ею не была…

Максим сидел на полу, прислонившись к дивану. Газетка расстелена, на ней бутылка водки, плавленый сырок, половина огурца. И всего один стакан.

Анжела гневно свела брови к переносице.

— И где ты это взял?

— Сосед заходил, — опустив глаза, буркнул Максим.

— Угостил?

— Я что, попрошайка? Еще пока до этого не опустился…

— А я не знаю, до чего ты опустился. Но то, что ты опускаешься, это факт… Сопьешься ведь. А кому алкаш нужен? Лично мне — нет!

— А такой я тебе нужен? — горько усмехнулся Максим.

— Если б не был нужен, давно бы бросила. Но я же с тобой…

Максим был героем. Командир спецназа, гроза боевиков. Два раза к Герою России представляли, но оба раза штабные придирались к запятым в наградных листах, спускали представления на тормозах… На войне Максим был героем. А остался без ног — скис, расклеился, к бутылке потянулся. Не получился из него Мересьев, не складывалась повесть о настоящем человеке… Но Анжела надеялась, что это временно. Чуть больше полугода прошло с тех пор, как он стал калекой. Новые ноги, конечно, не отрастут, но душевные раны зарубцуются. Он снова почувствует вкус к жизни, и тогда уж точно возьмется за ум. А жена ему поможет встать на ноги, для того она и осталась с ним.

А ведь могла уйти к Вадиму. Он больше не любит свою Олимпию. Как предрекала Анжела, так и случилось. Понял он, как заблуждался, понял, в ком заключено его настоящее счастье. Она же готова была ждать его всю жизнь. Потому что любила… И сейчас любит. Но, увы, на руках у нее Максим. И как ни уговаривал ее Вадим, она его не бросила… В общем-то, он ее и не уговаривал. Он же сам воевал, сам мог остаться калекой — кому, как не ему, пожалеть Максима вместе с ней… Он не уговаривал Анжелу, не умолял. Но терять ее не хотел. Она видела, как он переживает, если не сказать, страдает. Видела, что жалеет о своей глупости… И она жалела, что не бросила Максима. Жалела, но не бросала…

— А не надо цацкаться со мной… Я же знаю, ты Вадима любишь…

— При чем здесь Вадим?

— Да при том, что он тебя хочет… Думаешь, я не знаю, чем вы там в госпитале с ним занимались?

— Заткнись! — вспылила Анжела.

Но тут же остыла. Чего на правду-то злиться… Да, было у них с Вадимом в госпитале, это было, и не раз. Она не хотела изменять Максиму. Но не могла отказать Вадиму, потому что очень-очень его хотела. Потому что очень-очень любила его…

— Весь госпиталь знал, что ты… — начал было Максим, но запнулся.

— Ну продолжай, чего замолчал!

— Все знали, что ты… Как шлюха… С этим…

Анжела просто зашла к Вадиму — она же имела право его проведать, как старая подруга. Сосед по палате куда-то вдруг делся. Вадим стал рассказывать, как любит ее. Рассказывал, рассказывал и… В общем, рассказал. Уже точку собирался ставить, когда в палату сестра вдруг вошла. Она-то и растрезвонила…